Свобода - единственный миф, за который стоит бороться. © Will Mert
Нет, блин, но мне все-таки нравится.
Почему никто еще не сказал, что я гений?
Шутка. Вообще сегодня первое апреля и я так чувствую, что я буду жестко стебаться....
В общем, написал я эту штуку давно и давно пора было выложить.
Вроде неплохая вещь. Не пожалейте двадцать минут времени.
СказочкаОхота
Пролог.
Я удобно расположилась на подоконнике. Почти полная луна светила сквозь жалюзи, полосками освещая койку, капельницу и всю палату. Девушка, что знала меня под именем Алиса, мирно дремала с иглой капельницы в вене и странной маской на лице. По-настоящему меня, конечно, звали не Алиса. Люди вообще не называют нас по настоящим именам. По одной простой причине. Людям настоящие кошачьи имена знать незачем и не положено.
Дремала Беатрис уже давно. Несколько дней. Меня это беспокоило, но пока я не была уверена в своих силах. Их едва хватило на то, чтобы не быть выгнанной врачами. «С тобой мое благословление» - сказал он тогда…
Солнце уже закатилось, а угасающий вечер почти превратился в ночь. Беатрис уже ушла с порога, где любила встречать закат вместе с Алисой. Только кошка все еще лежала и всматривалась в темноту. Что-то настораживало ее. Мягкое движение – она уже стояла на всех четырех лапах. А напротив нее сидел взявшийся из ниоткуда, улыбающийся кот.
- Проччччь….. демон…. – Алиса выгнулась и зашипела. Один из демонов Зазеркалья продолжал смотреть на нее и улыбаться.
- Успокойся, рыжая. Я пришел не за тобой и не за ними. – Кот усмехнулся. Довольно храбрая и самоотверженная реакция вряд ли бы кто из людей решился бы на подобное. С ожившим предметом мифологии-то. А вернее демонологии. – Кстати, с кем имею честь?
- Алиса…
Кот вопросительно наклонил голову.
- Простите, лорд… - кошка уже осознала свою ошибку и виновато потупила взгляд. – Привыкла к людям. Лис Нимуэ Лиделл. К вашим услугам.
- Я проездом. Предупредить тебя. Уходи отсюда, Лис Нимуэ Лиделл. Уходи. Своим людям ты уже не поможешь.
- Простите, лорд. – Она сделал значительную паузу. – Но я привыкла к этому дому и к этим людям. Я останусь.
- Пусть. С тобой мое благословление, рыжая. – Он никогда не понимал этого. Но всегда уважал. – Удачной охоты.
Она не ответила, потому что знала, какую охоту предполагает его появление в этом мире.
***
- Капитан…
- Ч-ч-черт… Энн… Знаете. Я раньше не верил, в то, что женщина на корабле – к несчастью. Никогда такого не было у меня. Видимо, женщина должна быть красивая. – Он криво усмехнулся, однако слегка хрустнувшая трубка явно выдавала напряжение. А кто был бы не напряжен, когда на хвосте у него сидят пираты?
- Спасибо за комплимент, сэр, мы сможем оторваться?
- Энн, понимаете… Корабль у нас быстроходнее. Но там, у них на судне чертовски умелый шкипер, штурман, да, черти меня заберите, – целая команда умелых мореходов. И с ветром везет слишком... – Андрю, был прозван Колченогим за то, что мало сходил с корабля, и на земле его шатало и штормило даже трезвым. Он уважал Энн, эту сильную женщину, она, пожалуй, была единственная женщина, с кем он общался на равных. Она много понимала в морском деле, она фехтовала лучше него самого, и, что было самое главное - он ее совершенно не хотел. Вот и сейчас, она стояла, пиратка, разбойница. А взошла на корабль, как настоящая леди из Старого Света. Платье было неудобным в сравнении с обычным для пиратов, разбойников или просто путешественников костюмом. Гораздо удобнее нечто более практичное. Низко сидящие на бедрах брюки - непонятно каков был их естественный цвет, но теперь он напоминал цвет луж и корабельной грязи, широкий кожаный пояс, широкая рубашка с высоким воротником, кожаная куртка, рассчитанная на холодные ветра этого сезона, обувь - сапожки высокие кожаные на тонкой подошве. Перчатки она держала в руках. Он делала так всегда, когда нервничала. Она всматривалась вдаль, где уже четко виднелся корабль. А если взять трубу, то можно было разглядеть флаг. Два флага.
- Кэп! – Неловко немного было от надежды, скользнувшей в голосе. – Это же приватир, корсар… А мы не купеческое судно. Ему незачем нас знакомить с рыбами.
- Энн, милочка.… Это сегодня я подвожу тебя и твоих друзей. А обычно я такой же капер. Но с другой стороны. Они отлично знают мой корабль. Можешь отправить меня к Посейдону хоть сейчас, но я тебя уже подставил. Так вышло.
- А до Бостона несколько миль… Приказывай заряжать пушки.
- Они уже заряжены.
- Чем?
- Картечью. Нам все равно предстоит абордаж.
- Не пойдет. Пусть забьют книппели. – И уже про себя. – Хотя ему хоть мачты сбей – не уйдешь.
- Черт, детка…. А рискнем. Хотя от Дьявола не уйдешь. Хоть ватерлинию пробей всю.
Она ненавидела, когда он читал ее мысли. И еще больше ненавидела за то, что преследовал их не дьявол, а всего лишь одна посредственность.
Поздно. Слишком поздно дали залп книппелями. Срубили одну мачту, продырявили почти все паруса. Но приватирское судно – отяжеленное дополнительными орудиями уже спокойно могло дать залп картечью по борту. И они-то свой шанс не упустили. Почти сразу после залпа резко поменялся ветер. Но менять паруса было уже некому. Вокруг раненного в ногу капитана, Энн, на которой не было ни царапины, а лишь с ведро чужой крови; оставалось порядка дюжины человек.
Корабли медленно стали борт к борту. Неотесанная, но отчего-то очень дисциплинированная толпа по ту сторону борта закинула всего два крюка. Это значило лишь одно – корабль пустят ко дну быстро.
Кровь. Тела. Лязг мечей, топоров, крики. На Энн почти никто не обращал внимания поначалу. А зря. За свою жизнь она умела драться. И не могла она допустить своей смерти до встречи с ним. И он пришел. Не с тесаком, ни с саблей, ни со шпагой. С легкой рапирой. И в идеально чистом камзоле капера. Она в крови, поту, грязи ненавидела его за эту чистоту. За это чистоплюйство. Он криком остановил своих, пытавшихся дожать горстку озверевших матросов Андрю. Двоих просто схватил за плечо и кинул назад.
- Колченогий капитан… - в голосе его была наглость, торжествующее злорадство. И никто кроме Энн не смотрел ему в глаза. В них тщательно скрывались усталость и сочувствие.
- Да, сукин сынок, в этот раз ты не ошибся. – Он усмехнулся, прокрутив саблю в руке – рапирой драться против нее было бы трудновато. – Зато ошибся в выборе оружия чистоплюй, чертов… Ну-ка ребята… Раз-зойдись!.. Дайте кэпу надрать молокососу задницу.
«Молокосос» послушно подождал пока ребята разойдутся. Вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил. Андрю с такой же послушностью осел на пол.
По знаку своего командора - большого пальца левой руки, направленного в сторону палубы команда начала добивать остальных. «Остальные» сопротивлялись уже не так остервенело и яростно.
- Вот ты и попалась, Птица… - Он мягко улыбнулся, подходя ближе.
- Тебе фраза не надоела, м? – Он машинально сделал шаг назад, водя перед собой кончиком сабли. Тщательно скрываемый страх все-таки чувствовался. Пусть и не в словах. – Ты вообще не забыл кто за кем охотится, Хоук?
- А это уже не суть, Птица. Ты в силках.
- Дурак… - вздох, покачивание головой и резкий взмах саблей. Рапирой от такого не прикроешься, Хоук ушел в вольт, потом еще один; попытка ответного выпада, но Энн уже уже у борта корабля и с и легкой улыбкой скидывает один крюк в воду. А он замешкался среди трупов и среди живых тел своей команды. Идиотизм.
- Вы, двое – с носа, вы с кормы. Бегом, медузы расхлестанные*… - Он прорычал это в злости, однако тут же успокоился. Эмоции - не его козырь. Он побежал вслед за ней и перепрыгнул с одного борта на другой, на свое судно. Корабли уже начали расходиться. Непонятно было куда она делась. Непонятно до тех пор, пока он не услышал на чужом корабле крики и лязг стали о сталь. Он обернулся. Прыгать обратно было уже поздно – корабли слишком разошлись.
- …Вот и все мои предложения господа: либо вы ведете корабль к Бостону, либо я вас всех убиваю. – Энн умела быть обворожительной, когда надо. Понимали ее с полуслова.
- Прроклятье… - Только и смог выругаться Хоук, глядя, как отходит корабль. На его судне еще оставалась команда, но чертовски неудачный залп книппелями... Не догнать
Энн не хотелось думать, что все вместе они могли бы ее убить и голыми руками. Она все-таки не мастер фехтования, а их много. А могли не убить, а… Об этом думать уж совсем не хотелось. До Бостона оставалось всего несколько миль.
________________________________________________________________________________________
*Вообще-то там другое ругательство, но с похожей приставкой. (прим. авт.)
***
Довольно прохладно у Атлантического в это время года. «Дартмут» качался на волнах, уже изрядно облегченный. Уже пять дней качался. Уже пять дней шла охота. Охота не по приказу, несогласованная с губернатором. Просто месть.
Отряд возглавляла девушка с обманчиво-приятной внешностью. Ей, в принципе, было почти плевать на этих «Сынов свободы» и их небольшую акцию. Ее интересовало нечто иное. Вернее, некто иной.
- Дилан-Дилан… - Последнего «Сына свободы» Птица решила «допросить» лично. – Ты опять сменил имя. И опять тебе это не помогло.
- А ты, Птица, не меняешься вообще.
Она усмехнулась такому замечанию, но отвечать на него не стала, лишь продолжила:
- Перед тем как тебя повесят – скажешь что-нибудь?
- Могу сказку рассказать. – Ядовито выдал Дилан.
- Сказку? – Птица, в общем-то, любила сказки. И даже очень. – Зачтем это, как твое последнее желание.
- Слушай тогда… - Дилан прислонился к дереву, скрестив руки на груди. – Раньше мир был другой. Людям в нем жилось очень плохо, знаешь почему? Потому что у них было два солнца. И одно постоянно за другим гонялось. Порой, прям не поспать было – только одно за горизонт, а второе сразу из-за горизонта. А хуже всего было, когда они встречались. Жара такая случалась, что кто-нибудь непременно погибал. Но однажды два солнца встретились, когда на одном из них было затмение. Они долго разговаривали. Потом одно отдало половину своего жара и стало луной. А второе стало обычным солнцем и светило миру. Конец. Ах да, я забыл. Все умерли.
- Дурак… - Птица была явно разочарована его шуткой в конце. – Вешайте его.
- Уже летим, мисс, - ей ответил незнакомый мужской голос. Насмешку она уловила не сразу. Ровно тогда, как ее ноздри уловили запах свежей крови. Оборачиваться ей не было смысла. Она и так знала, что там увидит. Правда, смотреть на ухмыляющееся лицо Дилана было совсем еще противнее.
Пять людей, шесть коней. И еще трупы. Трупы ее людей. Опять. Дилан мягкими шагами прошел мимо нее. Запрыгнул на коня.
- Я знаю, что ты сейчас скажешь. Свое вечное «Попалась птица»…
- Я? Мисс, вы ошибаетесь. Вы еще скажите, что я вас убью. Я на женщину вообще поднять руку не могу… - Люди, приехавшие за Диланом, одобрительно закивали.
- Иди к черту. – Она была зла. На себя, за то, что позволила так увлечь себя коротенько сказкой, на него за то, что он – это он. Пустое, бездушное существо. Контролировать она себя и не хотела. Эмоции были ее сильной стороной. Он это тоже отлично знал. Но все же рискнул спрыгнуть с коня, подойти и прошептать ей на ушко несложное объяснение.
- Понимаешь, Птаха… Я бы с удовольствием тебя сейчас убил. Он они, - он имел ввиду людей, приехавших за ним, - не я. И рядом с твоим трупом найдут мой в итоге. А к такой романтике я еще не готов.
Последняя усмешка как прощание, и все шестеро скоро скрылись в дорожной пыли.
***
А напряжение было все сильнее. Весь план летел к чертям, хотя на самом деле он полетел туда уже давно. Ни Рылеев, ни Трубецкой не явились. Не шло и все остальное. Люди, да и солдаты на площади волновались, не зная, зачем же они пришли сюда. Гомон, крики, толчки… А еще этот герой войны ввязался. Генералишко… Действовать. Надо что-то делать – Алексей точно знал. Рядом с ним такие же сомнения испытывал Каховский. Он вертел в руках пистолет.
- Каховский, стреляй в Милорадовича. Он все испортит… - его голос сквозь общий гул почти не был слышен.
- Стрелять? В генерала? Героя войны?
- Стреляй, Каховский! Стреляй!
Раздался выстрел, генерал упал. Каховский пошатнулся и чуть не упал тоже. Его поддержал Алексей. Это была первая за сегодня смерть. Потом были войска нового императора. Была артиллерия. Были спасающиеся люди. Было здание сената, забрызганное до верхних этажей кровью и мозгами. Избитое картечью.
…Нет, конечно, ему нечего было сказать в свое оправдание. Оправдываться не хотелось. Гибнуть – пусть. Но за идею.
- Ваше превосходительство, - к судье обратилась какая-то молоденькая девушка, - Алексей, вероятно, не хочет компрометировать меня, но в тот день его не было на Сенатской площади. Он был у меня…
- Анна… - Только это и смогу произнести ошарашенный Алексей. Судья был слегка недоволен, но, пожалуй, лишь тем. Что придется чуть больше писать.
- Вы подтверждаете?
- Да. – Алексею отчего-то снова захотелось жить. Почему-то.
…Она ждала его сразу за дверьми зала. С очаровательно улыбкой, с теплым взглядом и с холодной стальной издевкой внутри. Это он умел чувствовать.
- Не могла же я позволить вам сгнить на каторге, попавши туда не с моей легкой руки…
- Госпожа, я исключительно без ума от вас… - Обычно с такой интонацией говорят «я вас ненавижу». Может, чтобы избежать сейчас ее глаз, он наклонился и коснулся губами ее холодной руки. Странно. Обычно руки у нее были теплыми.
- Жду скорой встречи, Алекс.
- Взаимно, Птица.
***
- Verdammt! – Алекс, выругался, услышав, как по обшивке простучала свое стаккато еще одна очередь. Иногда такие очереди напоминали дождь. Только очень короткий, мгновенный. Если дождь был чуть дольше, чем мгновенным , следующим звуком был обычно «миуррр» - характерный звук мотора падающего самолета.
В общем-то, в этот раз Алексу повезло. Английский «спитфайр» оказался слишком далеко, чтобы его очередь оказала какое-то решительное действие на обшивку «мессершмитта». Пара дырок – не страшно. Все бомбардировщики с литерой «B» уже дымились где-то на земле – асы Геринга работали четко и слажено. Они отлично знали приоритетные цели. Однако, в бою с истребителями, превосходящими по техническим характеристикам, приходилось туго.
Пытаясь, не попасть под огонь, прячась в облаках и выныривая из них, асы меняли положение. Отступали к зенитной батарее, расположенной совсем недалеко. Все ведущие знали о ней и знали о директиве, указывающей в случае трудностей отступать именно под ее прикрытие.
Какое же облегчение почувствовал Алекс, когда внизу запели родные «флакфирлинги». У этих установок было два плюса – мобильность и скорострельность. Благодаря второму плюсу немецкое небо очень быстрое очистилось от английских выродков. Но что-то было не так.
Алекс быстро понял в чем выражалось это «не так». В потерянном управлении, в падающей скорости, в дымном следе за хвостом. Наверное, стоило разозлиться на тех, внизу. Он-то под огонь «спитфайров» не подставлялся. Но наводчики наверняка делали все, что могли, да и за зенитками, скорее всего женщины. Что с них взять….
Первое желание было просто покинуть кабину, раскрыть парашют и плавненько приземлить в объятия медиков, если, конечно, они там есть. Но скорость падала не так уж и резко, на попытки повернуть себя самолет пусть еле-еле , но все-таки отвечал, а и под крылом не городская застройка, а поле. А он ас. Так почему бы не попытаться сохранить машину? Мотор не так уж сложно заменить. С другой стороны, какой-то противный голосок шептал о том, что он именно ас, что он стоит дороже какого-то мотора, и даже целого истребителя. Но этот голос говорил явно что-то не то. Потому вскорости заглох сам. Нужно было сосредоточиться на посадке.
…До конца скорость погасить не удалось, мессер по пологой траектории коснулся земли, а потом пропахал по ней длинную борозду. Сразу после остановки фюзеляж самолета вспыхнул. Из кабины с трудом вылез пилот с разбитым лицом, перевалился через край и упал на землю. Еще у него хватило сил отползти от горящего самолета подальше.
Первой у упавшего самолета оказалась Анна Фриц из ближайшей зенитной батареи. Она отлично знала, кто сейчас пытался вытереть кровь с лица и подняться. Холодная сталь люггера приятно холодила ей руку.
- Анна… - смог прошептать сбитый летчик, когда узнал подошедшую девушку.
- Да, Алекс. Я. – Она немного улыбалась тому, что сейчас наконец-то все решится.
Визг тормозов и клубы пыли. Из этой пыли выскакивает какой-то немного полный офицер и бежит к Алексу.
- Бог мой! Вы живы!
В ответ Алекс лишь закашлялся, решив, что этого должно быть достаточно в подтверждение его слов. Анна глубоко выдохнула и, сжав кулаки, чтобы не сорваться, пошла куда-то в сторону. Офицер этого и не заметил:
- Вставайте… вы и не представляете, как мы рады тому, что такой прославленный ас жив…
- Хватит петь мне дифирамбы, херр официр… Меня достала эта война, этот Гитлер и этот фашизм. – Наверняка он говорил искренне, но истинную причину его искренности могли знать сейчас только двое.
- Знаете, господин ас, за такие речи… - Он все еще поддерживал его, ведя к машине.
- В гробу я видал ваш трибунал!
- Что ж. В таком случае я имею честь предложить вам… - Лицо офицера вдруг расцвело. – Вступить в НКСГ. Народный комитет «Свободная Германия». Мы служим своей отчизне, боремся против фашизма и ее фюрера…
- Я согласен. – Устало и без энтузиазма согласился Алекс. Офицер не заметил и этого, а асу было все равно. Куда угодно. Лишь бы подальше от нее.
***
Беатрис нечасто вставала рано. Сегодня, в принципе тоже. Десять часов вообще нельзя назвать ранним временем. Но слишком много всего уже произошло, чтобы можно было поверить, будто она встала всего два часа назад. Напряжения и усталости набралось уже столько, словно на ногах она была с прошлого вечера. Не утихал факс, то и дело взвизгивал телефон. Почему именно сегодня сигнал телефона испортился, и мелодичная мелодия превратилась в жутко неприятный визг – Беатрис понять не могла.
Очень хотелось бы сейчас заползти вместе с ногами в кресло, выпить чашку теплого апельсинового кофе, поговорить с Алисой – существом, которое, кажется, единственное ее понимает. Впрочем, было еще одно существо, которое ее понимало почти во всем, а больше всего в личной жизни.
Кьярра была всего лишь горничной. Не меньше чем горничной. Она держала почти без усилий весь калифорнийский особняк Беатрис в полном порядке. Каждое ее движение, каждая операция была четко выверены, проверены жесткой немецкой логикой. Но педантичной Кьярра была только во время уборки дома. Совершенно другой она была, когда дело касалась чего-нибудь кроме работы.
Убирая в доме Беатрис, Кьярра знала о ней практически все. И заговорив однажды о том, что ей стоит приводить более аккуратных кавалеров, она навсегда стала ее единственным собеседником, которому она могла и хотела доверить все. А доверять приходилось много. Кьярра видела ее слезы, ее радость, ее надежды. Порой, она, конечно, завидовала хозяйке. Ее жизнь была гораздо менее насыщенной.
- Мисс, там внизу курьер с посылкой… Какой-то кейс.
- Кьярра, милая, ты же видишь… мне не до него… - Беатрис было задалась вопросом почему же она не услышала звонка, но этот ненужный и неинтересный, в общем-то, вопрос был смятен потоком других мыслей и странным беспокойством.
- Мисс… Он просил, чтоб вы расписались…
- Солнце… распишись сама. Делов-то…
- Хорошо. – Кьярра кивнула и собралась уходить.
- А от кого посылка?
- Там от двух людей… Один Алекс Андерсон, а второй… Тристан Нельсон Тикке. У него еще инициалы…
Биатрис уже знала, в какое сочетание складываются первые три буквы имени второго, несуществующего в реальной жизни, адресанта. Она метнулась к окну, на секунду подумав, что жалко будет Кьярру и беззаботную жизнь в Калифорнии.
…Взрывное устройство было спроектировано очень аккуратно и понятно, что начинкой там был не три нитро толуол. Взрыв был очень точно направлен. Курьеру сломало всего лишь одну бедренную кость и повредило позвоночник. Зато повреждение несущих стен особняка было критическим. Тот не стал нарушать плана Алекса и аккуратно сложился к центру.
Надо сказать этими планом Алекс мог бы гордиться. Но не гордился. Конечно, было сложно убедить курьерскую службу, что ничего опасного в кейсе нет. Сложно было угадать положение кейса в руках курьера, положение Птицы в этот момент. Ряд маленьких незаметных событий помогает определить исход события большого, происходящего по случайным законам.
Так, скажем, форма ручки помогает уточнить конец, которым кейс будет смотреть в сторону дома. Инъекция в нужную часть тела обеспечит то, что эту часть тела курьер будет чесать той рукой, которой дотянется, а в свободной будет кейс. Много. Очень много всего надо учесть. Но главная сложность была все-таки в самом устройстве. Должен сохраняться вакуум, ни один провод не должен отойти, ни одна пылинка не должна нарушить контакт. Все это требовало гигантского терпения и достаточно времени. Но у Алекса была цель.
***
Кода.
Луна все еще заглядывала в окно палаты, но теперь под другим углом, вскользь, уже не надеясь увидеть что-нибудь интересное. Я не очень люблю, когда на меня смотрят, но луне это простительно. Можно было спрыгнуть на пол, немного пройтись по холодному полу и запрыгнуть на койку. Но я не очень люблю прыжки с пола на кровать. Особенно когда мало места, как здесь.
Я больше люблю длинные красивые прыжки. Но надо быть аккуратной, особенно при приземлении на мягкую или скользкую поверхность, чтобы не потерять равновесие, чтобы не зацепил импульс. И особенно когда прыгаешь на что-то хрупкое. Или чувствительное. Как человек.
Беатрис, человек окружавший заботой меня столько времени, все еще была в коме и вряд ли бы что-то почувствовала. Но даже при этом условии я должна была быть предельно аккуратной.
Если честно, мне не очень нравилось, что Беатрис лежала здесь вот так и еле дышала. Было неприятно осознавать, что я чудом выбралась из-под обломков, прошла три района в поисках нужной больницы. Чтобы найти ее здесь в таком состоянии. Но слабое чувство обиды не главное. Главным был как обычно страх. Вполне взрослая, самостоятельная кошка, независимая, как и рассказывают легенды о моих сородичах, я боялась. Боялась потерять дорогое и близкое существо. Пусть всего лишь человека, но…
Этот страх замещается любовью. Страх – слабость, а любовь уже сила. А главное в такой работе быть сильной. Сила нужна, чтобы тянуть. Чтобы устроиться на груди у любимого человека, мурчать и работать. Работа это непростая. Вытянуть боль, вытянуть травмы, вытянуть нежелание жить – последнее удивило меня очень сильно. И после всего не погибнуть самой. Не перебрать.
…Все. Можно прикрыть глаза, положить голову на лапы и отдохнуть. Наслаждаться теплом Беатрис, звуками ее дыхания. Она еще не пришла в себя. Но скоро придет. Наверняка.
Я уже успела задремать и очнулась оттого, что Беатрис попыталась подняться. Мягкий прыжок на пол, а с него на подоконник. Теперь можно сделать вид «я тут совершенно не причем» и заняться собственной чистотой.
Девушка села на кровати и обвела взглядом палату. Она явно пыталась понять что с ней произошло.
- Алиса, я в больнице… что произошло? – Она обратилась… ко мне? Причем не просто «хорошая киса» или «как меня все это достало», а с осознанным вопросом. И я ответила:
- Подарок по почте от твоего старого знакомого. В тротиловом эквиваленте.
- Алиса, я столького не помню… Я помню, что многого не помню…. – она слегка улыбнулась своим словам,- а этот мой старый знакомый… кто он?
Мне хотелось сказать, что я лично не помню, что она со мной раньше могла общаться. О старом знакомом я вообще почти ничего не знала, кроме факта его существования. И тем не менее, его сразу я сразу признала в человеке в белом халате и маске, уже минуту, стоявшем, прислонившись к дверному косяку. Так бесшумно умела появляться и Беатрис. Даже мой слух, мое чувство опасности не могли ее засечь.
Беатрис замолчала, почувствовал неладное, на секунду раньше, чем «старый знакомый» хлопнул дверью, привлекая к себе внимание.
- Вы уже очнулись мисс… - Беатрис вздрогнула скорее не от неожиданности, а от холодного тон.
- Да. А вы сегодня на дежурстве? – Она попыталась завести разговор с «врачом». Я чувствовала, что что-то очень влечет ее к нему. Неужели она еще не вспомнила? Я ведь сделала все, чтоб избавиться и от этого.
- Можно и так сказать. – Он сдвинул маску вниз. Из-под халата высунул свой любопытный нос глушитель. – У меня есть для тебя выбор. Инъекция либо пара пуль. Первое быстро и безболезненное. Второе будет долго и мучительно, и вся эта чертова клиника тебя не спасет, я обещаю.
- Не делай этого… - Вот, теперь я отлично чувствую, что все вернулось в память.
- Значит все-таки свинец. Я не удивлен, Трис. Мне, в общем-то, не особо интересно твое нытье, но из любопытства: почему бы я не должен этого делать?
- Я люблю тебя…
Немая сцена. Недолгая.
- Доволен? А теперь убивай. Ну же… - Что-то странное сейчас творилось с эмоциональным фоном в комнате.
- Нет, так не интересно, знаешь ли, - он с размаха воткнул шприц в обивку стула, пистолет кинул на койку, - это тебе. На память. Нету охоты, нету эмоций. Выздоровеешь – жди встречи.
Он развернулся и ушел. Якобы победителем. Беатрис села на койку.
- Ловко ты его, милая. – Я ощутила потребность размяться. Потому спрыгнула на пол и потянулась.
- Угу. – До странности короткий ответ.
- А теперь ты расскажешь мне все об этом знакомом? – Я указывала той, кто формально была моей хозяйкой… Кошачье любопытство – ничего не поделаешь.
И она рассказала. Она рассказывала о многом. О том как он охотился за ней, о том как она охотилась за ним. О том, как недавно – всего десять лет назад, он был почти у нее в руках. Она с группой террористов захватила самолет, а он умудрился уронить его в Атлантику. Причем аккуратно уронить. Тогда почти не было жертв. Количество их раза от разу менялось, но люди гибли всегда. Поначалу это даже забавляло. А потом эта охота стала, как наркотик.
Я услышала многое. Кроме самого главного. Причины. Но я ведь умная кошка. Могла все понять сама.
Эпилог.
Никто не мог уйти от Демона в московском метро. Складное, гибкое тело, длинные ноги. Любое препятствие он словно обтекал. Он словно форель в людском потоке. Он мог плыть по течению, против… Мог держаться на грани видимости объекта, мог обгонять, мог держаться справа, слева. Даже поезда его ждали – одну две секунду, чтобы он черным вихрем влетел в вагон, давали всегда.
И в этот раз он успел снова. Если бы на краях дверей не было резины, наверняка они бы захрустели и по ним пошли бы трещины. Демон остановил их ударом предплечий, а потом пробросил тело внутрь , сшибив замешкавшегося пассажира. Лучезарная улыбка, слова извинения и вот, никто ни на кого не в обиде. Демон мог бы зайти в вагон тише, но если он не впрыгнул бы в него резко, был бы риск, что двери зажмут сумку. А это не только некрасиво, но и неудобно.
- В этот раз бегать по вагону не будем? – Демон подошел к Сказочнице, стоявшей в другом конце вагона.
- Не будем. Два-один.
- В прошлый раз тебе вообще исключительно повезло.
- А кто сказал, что удача – не моя заслуга?
- Предлагаешь продолжить?
- Нет, у меня на сегодняшний вечер на тебя другие планы…
- Я еще не перешел в разряд твоей собственности, «дорогая»…
Сказочница тряхнула волосами и фыркнула, выражая то ли полное несогласие, то ли полное согласие и недовольство сказанным.
- Трис… - Она ненавидела, когда он касался холодными пальцами ее щеки. Откуда у него в теплом метро такие холодные пальцы? Но без этих прикосновений с некоторого времени она не могла жить.
Потом было теплое сонное метро, дрема на его плече. Пустой холодный трамвай их тех, что исчезают, если посмотреть на него через левое плечо. Выстуженная квартира недалеко от окраин Города, которая с их присутствием мгновенно наполняется теплом. Было кофе…
А потом был рассвет. Заиндевевший Город поблескивал серебром в свете серого неба. Восхода не было, но Демону нужен был только рассвет. А этот желтый шар в такие дни он терпеть не мог. Серое небо, серебряный город и чай на кухне. Это сейчас было нужнее.
Чай он пил, когда был один. Он вообще больше любил чай. Кофе напиток посложнее. Он требует эстетики, требует своего настроя. А чай подходит всегда.
- Сидишь? – Демон по старой привычке мысленно записал 1:0 – он не заметил ее появления. Сказочница стояла босиком позади него, прислонившись к дверному косяку. На ней была его рубашка, которая смотрелась весьма интересно.
- Сижу. – Он не стал мудрить с ответом.
- Как ты думаешь… - она подошла ближе, положила руки ему на плечи и тоже стала смотреть на Город, - сколько нам еще осталось?
- Вечность… а может два дня… - Ни он, ни она не могли точно знать. Когда идешь против того, что давно принято, что жестко установлено и не тобой; против законов, исполняющихся веками, никогда точно не знаешь, что случится. – Разве есть какая-то разница?
- Нет. Абсолютно никакой.
Почему никто еще не сказал, что я гений?
Шутка. Вообще сегодня первое апреля и я так чувствую, что я буду жестко стебаться....
В общем, написал я эту штуку давно и давно пора было выложить.
Вроде неплохая вещь. Не пожалейте двадцать минут времени.
СказочкаОхота
Мое солнце мне скажет: «Это про нас…»
Чиж и Ко – «О любви».
Чиж и Ко – «О любви».
Пролог.
Я удобно расположилась на подоконнике. Почти полная луна светила сквозь жалюзи, полосками освещая койку, капельницу и всю палату. Девушка, что знала меня под именем Алиса, мирно дремала с иглой капельницы в вене и странной маской на лице. По-настоящему меня, конечно, звали не Алиса. Люди вообще не называют нас по настоящим именам. По одной простой причине. Людям настоящие кошачьи имена знать незачем и не положено.
Дремала Беатрис уже давно. Несколько дней. Меня это беспокоило, но пока я не была уверена в своих силах. Их едва хватило на то, чтобы не быть выгнанной врачами. «С тобой мое благословление» - сказал он тогда…
Солнце уже закатилось, а угасающий вечер почти превратился в ночь. Беатрис уже ушла с порога, где любила встречать закат вместе с Алисой. Только кошка все еще лежала и всматривалась в темноту. Что-то настораживало ее. Мягкое движение – она уже стояла на всех четырех лапах. А напротив нее сидел взявшийся из ниоткуда, улыбающийся кот.
- Проччччь….. демон…. – Алиса выгнулась и зашипела. Один из демонов Зазеркалья продолжал смотреть на нее и улыбаться.
- Успокойся, рыжая. Я пришел не за тобой и не за ними. – Кот усмехнулся. Довольно храбрая и самоотверженная реакция вряд ли бы кто из людей решился бы на подобное. С ожившим предметом мифологии-то. А вернее демонологии. – Кстати, с кем имею честь?
- Алиса…
Кот вопросительно наклонил голову.
- Простите, лорд… - кошка уже осознала свою ошибку и виновато потупила взгляд. – Привыкла к людям. Лис Нимуэ Лиделл. К вашим услугам.
- Я проездом. Предупредить тебя. Уходи отсюда, Лис Нимуэ Лиделл. Уходи. Своим людям ты уже не поможешь.
- Простите, лорд. – Она сделал значительную паузу. – Но я привыкла к этому дому и к этим людям. Я останусь.
- Пусть. С тобой мое благословление, рыжая. – Он никогда не понимал этого. Но всегда уважал. – Удачной охоты.
Она не ответила, потому что знала, какую охоту предполагает его появление в этом мире.
***
- Капитан…
- Ч-ч-черт… Энн… Знаете. Я раньше не верил, в то, что женщина на корабле – к несчастью. Никогда такого не было у меня. Видимо, женщина должна быть красивая. – Он криво усмехнулся, однако слегка хрустнувшая трубка явно выдавала напряжение. А кто был бы не напряжен, когда на хвосте у него сидят пираты?
- Спасибо за комплимент, сэр, мы сможем оторваться?
- Энн, понимаете… Корабль у нас быстроходнее. Но там, у них на судне чертовски умелый шкипер, штурман, да, черти меня заберите, – целая команда умелых мореходов. И с ветром везет слишком... – Андрю, был прозван Колченогим за то, что мало сходил с корабля, и на земле его шатало и штормило даже трезвым. Он уважал Энн, эту сильную женщину, она, пожалуй, была единственная женщина, с кем он общался на равных. Она много понимала в морском деле, она фехтовала лучше него самого, и, что было самое главное - он ее совершенно не хотел. Вот и сейчас, она стояла, пиратка, разбойница. А взошла на корабль, как настоящая леди из Старого Света. Платье было неудобным в сравнении с обычным для пиратов, разбойников или просто путешественников костюмом. Гораздо удобнее нечто более практичное. Низко сидящие на бедрах брюки - непонятно каков был их естественный цвет, но теперь он напоминал цвет луж и корабельной грязи, широкий кожаный пояс, широкая рубашка с высоким воротником, кожаная куртка, рассчитанная на холодные ветра этого сезона, обувь - сапожки высокие кожаные на тонкой подошве. Перчатки она держала в руках. Он делала так всегда, когда нервничала. Она всматривалась вдаль, где уже четко виднелся корабль. А если взять трубу, то можно было разглядеть флаг. Два флага.
- Кэп! – Неловко немного было от надежды, скользнувшей в голосе. – Это же приватир, корсар… А мы не купеческое судно. Ему незачем нас знакомить с рыбами.
- Энн, милочка.… Это сегодня я подвожу тебя и твоих друзей. А обычно я такой же капер. Но с другой стороны. Они отлично знают мой корабль. Можешь отправить меня к Посейдону хоть сейчас, но я тебя уже подставил. Так вышло.
- А до Бостона несколько миль… Приказывай заряжать пушки.
- Они уже заряжены.
- Чем?
- Картечью. Нам все равно предстоит абордаж.
- Не пойдет. Пусть забьют книппели. – И уже про себя. – Хотя ему хоть мачты сбей – не уйдешь.
- Черт, детка…. А рискнем. Хотя от Дьявола не уйдешь. Хоть ватерлинию пробей всю.
Она ненавидела, когда он читал ее мысли. И еще больше ненавидела за то, что преследовал их не дьявол, а всего лишь одна посредственность.
Поздно. Слишком поздно дали залп книппелями. Срубили одну мачту, продырявили почти все паруса. Но приватирское судно – отяжеленное дополнительными орудиями уже спокойно могло дать залп картечью по борту. И они-то свой шанс не упустили. Почти сразу после залпа резко поменялся ветер. Но менять паруса было уже некому. Вокруг раненного в ногу капитана, Энн, на которой не было ни царапины, а лишь с ведро чужой крови; оставалось порядка дюжины человек.
Корабли медленно стали борт к борту. Неотесанная, но отчего-то очень дисциплинированная толпа по ту сторону борта закинула всего два крюка. Это значило лишь одно – корабль пустят ко дну быстро.
Кровь. Тела. Лязг мечей, топоров, крики. На Энн почти никто не обращал внимания поначалу. А зря. За свою жизнь она умела драться. И не могла она допустить своей смерти до встречи с ним. И он пришел. Не с тесаком, ни с саблей, ни со шпагой. С легкой рапирой. И в идеально чистом камзоле капера. Она в крови, поту, грязи ненавидела его за эту чистоту. За это чистоплюйство. Он криком остановил своих, пытавшихся дожать горстку озверевших матросов Андрю. Двоих просто схватил за плечо и кинул назад.
- Колченогий капитан… - в голосе его была наглость, торжествующее злорадство. И никто кроме Энн не смотрел ему в глаза. В них тщательно скрывались усталость и сочувствие.
- Да, сукин сынок, в этот раз ты не ошибся. – Он усмехнулся, прокрутив саблю в руке – рапирой драться против нее было бы трудновато. – Зато ошибся в выборе оружия чистоплюй, чертов… Ну-ка ребята… Раз-зойдись!.. Дайте кэпу надрать молокососу задницу.
«Молокосос» послушно подождал пока ребята разойдутся. Вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил. Андрю с такой же послушностью осел на пол.
По знаку своего командора - большого пальца левой руки, направленного в сторону палубы команда начала добивать остальных. «Остальные» сопротивлялись уже не так остервенело и яростно.
- Вот ты и попалась, Птица… - Он мягко улыбнулся, подходя ближе.
- Тебе фраза не надоела, м? – Он машинально сделал шаг назад, водя перед собой кончиком сабли. Тщательно скрываемый страх все-таки чувствовался. Пусть и не в словах. – Ты вообще не забыл кто за кем охотится, Хоук?
- А это уже не суть, Птица. Ты в силках.
- Дурак… - вздох, покачивание головой и резкий взмах саблей. Рапирой от такого не прикроешься, Хоук ушел в вольт, потом еще один; попытка ответного выпада, но Энн уже уже у борта корабля и с и легкой улыбкой скидывает один крюк в воду. А он замешкался среди трупов и среди живых тел своей команды. Идиотизм.
- Вы, двое – с носа, вы с кормы. Бегом, медузы расхлестанные*… - Он прорычал это в злости, однако тут же успокоился. Эмоции - не его козырь. Он побежал вслед за ней и перепрыгнул с одного борта на другой, на свое судно. Корабли уже начали расходиться. Непонятно было куда она делась. Непонятно до тех пор, пока он не услышал на чужом корабле крики и лязг стали о сталь. Он обернулся. Прыгать обратно было уже поздно – корабли слишком разошлись.
- …Вот и все мои предложения господа: либо вы ведете корабль к Бостону, либо я вас всех убиваю. – Энн умела быть обворожительной, когда надо. Понимали ее с полуслова.
- Прроклятье… - Только и смог выругаться Хоук, глядя, как отходит корабль. На его судне еще оставалась команда, но чертовски неудачный залп книппелями... Не догнать
Энн не хотелось думать, что все вместе они могли бы ее убить и голыми руками. Она все-таки не мастер фехтования, а их много. А могли не убить, а… Об этом думать уж совсем не хотелось. До Бостона оставалось всего несколько миль.
________________________________________________________________________________________
*Вообще-то там другое ругательство, но с похожей приставкой. (прим. авт.)
***
Довольно прохладно у Атлантического в это время года. «Дартмут» качался на волнах, уже изрядно облегченный. Уже пять дней качался. Уже пять дней шла охота. Охота не по приказу, несогласованная с губернатором. Просто месть.
Отряд возглавляла девушка с обманчиво-приятной внешностью. Ей, в принципе, было почти плевать на этих «Сынов свободы» и их небольшую акцию. Ее интересовало нечто иное. Вернее, некто иной.
- Дилан-Дилан… - Последнего «Сына свободы» Птица решила «допросить» лично. – Ты опять сменил имя. И опять тебе это не помогло.
- А ты, Птица, не меняешься вообще.
Она усмехнулась такому замечанию, но отвечать на него не стала, лишь продолжила:
- Перед тем как тебя повесят – скажешь что-нибудь?
- Могу сказку рассказать. – Ядовито выдал Дилан.
- Сказку? – Птица, в общем-то, любила сказки. И даже очень. – Зачтем это, как твое последнее желание.
- Слушай тогда… - Дилан прислонился к дереву, скрестив руки на груди. – Раньше мир был другой. Людям в нем жилось очень плохо, знаешь почему? Потому что у них было два солнца. И одно постоянно за другим гонялось. Порой, прям не поспать было – только одно за горизонт, а второе сразу из-за горизонта. А хуже всего было, когда они встречались. Жара такая случалась, что кто-нибудь непременно погибал. Но однажды два солнца встретились, когда на одном из них было затмение. Они долго разговаривали. Потом одно отдало половину своего жара и стало луной. А второе стало обычным солнцем и светило миру. Конец. Ах да, я забыл. Все умерли.
- Дурак… - Птица была явно разочарована его шуткой в конце. – Вешайте его.
- Уже летим, мисс, - ей ответил незнакомый мужской голос. Насмешку она уловила не сразу. Ровно тогда, как ее ноздри уловили запах свежей крови. Оборачиваться ей не было смысла. Она и так знала, что там увидит. Правда, смотреть на ухмыляющееся лицо Дилана было совсем еще противнее.
Пять людей, шесть коней. И еще трупы. Трупы ее людей. Опять. Дилан мягкими шагами прошел мимо нее. Запрыгнул на коня.
- Я знаю, что ты сейчас скажешь. Свое вечное «Попалась птица»…
- Я? Мисс, вы ошибаетесь. Вы еще скажите, что я вас убью. Я на женщину вообще поднять руку не могу… - Люди, приехавшие за Диланом, одобрительно закивали.
- Иди к черту. – Она была зла. На себя, за то, что позволила так увлечь себя коротенько сказкой, на него за то, что он – это он. Пустое, бездушное существо. Контролировать она себя и не хотела. Эмоции были ее сильной стороной. Он это тоже отлично знал. Но все же рискнул спрыгнуть с коня, подойти и прошептать ей на ушко несложное объяснение.
- Понимаешь, Птаха… Я бы с удовольствием тебя сейчас убил. Он они, - он имел ввиду людей, приехавших за ним, - не я. И рядом с твоим трупом найдут мой в итоге. А к такой романтике я еще не готов.
Последняя усмешка как прощание, и все шестеро скоро скрылись в дорожной пыли.
***
А напряжение было все сильнее. Весь план летел к чертям, хотя на самом деле он полетел туда уже давно. Ни Рылеев, ни Трубецкой не явились. Не шло и все остальное. Люди, да и солдаты на площади волновались, не зная, зачем же они пришли сюда. Гомон, крики, толчки… А еще этот герой войны ввязался. Генералишко… Действовать. Надо что-то делать – Алексей точно знал. Рядом с ним такие же сомнения испытывал Каховский. Он вертел в руках пистолет.
- Каховский, стреляй в Милорадовича. Он все испортит… - его голос сквозь общий гул почти не был слышен.
- Стрелять? В генерала? Героя войны?
- Стреляй, Каховский! Стреляй!
Раздался выстрел, генерал упал. Каховский пошатнулся и чуть не упал тоже. Его поддержал Алексей. Это была первая за сегодня смерть. Потом были войска нового императора. Была артиллерия. Были спасающиеся люди. Было здание сената, забрызганное до верхних этажей кровью и мозгами. Избитое картечью.
…Нет, конечно, ему нечего было сказать в свое оправдание. Оправдываться не хотелось. Гибнуть – пусть. Но за идею.
- Ваше превосходительство, - к судье обратилась какая-то молоденькая девушка, - Алексей, вероятно, не хочет компрометировать меня, но в тот день его не было на Сенатской площади. Он был у меня…
- Анна… - Только это и смогу произнести ошарашенный Алексей. Судья был слегка недоволен, но, пожалуй, лишь тем. Что придется чуть больше писать.
- Вы подтверждаете?
- Да. – Алексею отчего-то снова захотелось жить. Почему-то.
…Она ждала его сразу за дверьми зала. С очаровательно улыбкой, с теплым взглядом и с холодной стальной издевкой внутри. Это он умел чувствовать.
- Не могла же я позволить вам сгнить на каторге, попавши туда не с моей легкой руки…
- Госпожа, я исключительно без ума от вас… - Обычно с такой интонацией говорят «я вас ненавижу». Может, чтобы избежать сейчас ее глаз, он наклонился и коснулся губами ее холодной руки. Странно. Обычно руки у нее были теплыми.
- Жду скорой встречи, Алекс.
- Взаимно, Птица.
***
- Verdammt! – Алекс, выругался, услышав, как по обшивке простучала свое стаккато еще одна очередь. Иногда такие очереди напоминали дождь. Только очень короткий, мгновенный. Если дождь был чуть дольше, чем мгновенным , следующим звуком был обычно «миуррр» - характерный звук мотора падающего самолета.
В общем-то, в этот раз Алексу повезло. Английский «спитфайр» оказался слишком далеко, чтобы его очередь оказала какое-то решительное действие на обшивку «мессершмитта». Пара дырок – не страшно. Все бомбардировщики с литерой «B» уже дымились где-то на земле – асы Геринга работали четко и слажено. Они отлично знали приоритетные цели. Однако, в бою с истребителями, превосходящими по техническим характеристикам, приходилось туго.
Пытаясь, не попасть под огонь, прячась в облаках и выныривая из них, асы меняли положение. Отступали к зенитной батарее, расположенной совсем недалеко. Все ведущие знали о ней и знали о директиве, указывающей в случае трудностей отступать именно под ее прикрытие.
Какое же облегчение почувствовал Алекс, когда внизу запели родные «флакфирлинги». У этих установок было два плюса – мобильность и скорострельность. Благодаря второму плюсу немецкое небо очень быстрое очистилось от английских выродков. Но что-то было не так.
Алекс быстро понял в чем выражалось это «не так». В потерянном управлении, в падающей скорости, в дымном следе за хвостом. Наверное, стоило разозлиться на тех, внизу. Он-то под огонь «спитфайров» не подставлялся. Но наводчики наверняка делали все, что могли, да и за зенитками, скорее всего женщины. Что с них взять….
Первое желание было просто покинуть кабину, раскрыть парашют и плавненько приземлить в объятия медиков, если, конечно, они там есть. Но скорость падала не так уж и резко, на попытки повернуть себя самолет пусть еле-еле , но все-таки отвечал, а и под крылом не городская застройка, а поле. А он ас. Так почему бы не попытаться сохранить машину? Мотор не так уж сложно заменить. С другой стороны, какой-то противный голосок шептал о том, что он именно ас, что он стоит дороже какого-то мотора, и даже целого истребителя. Но этот голос говорил явно что-то не то. Потому вскорости заглох сам. Нужно было сосредоточиться на посадке.
…До конца скорость погасить не удалось, мессер по пологой траектории коснулся земли, а потом пропахал по ней длинную борозду. Сразу после остановки фюзеляж самолета вспыхнул. Из кабины с трудом вылез пилот с разбитым лицом, перевалился через край и упал на землю. Еще у него хватило сил отползти от горящего самолета подальше.
Первой у упавшего самолета оказалась Анна Фриц из ближайшей зенитной батареи. Она отлично знала, кто сейчас пытался вытереть кровь с лица и подняться. Холодная сталь люггера приятно холодила ей руку.
- Анна… - смог прошептать сбитый летчик, когда узнал подошедшую девушку.
- Да, Алекс. Я. – Она немного улыбалась тому, что сейчас наконец-то все решится.
Визг тормозов и клубы пыли. Из этой пыли выскакивает какой-то немного полный офицер и бежит к Алексу.
- Бог мой! Вы живы!
В ответ Алекс лишь закашлялся, решив, что этого должно быть достаточно в подтверждение его слов. Анна глубоко выдохнула и, сжав кулаки, чтобы не сорваться, пошла куда-то в сторону. Офицер этого и не заметил:
- Вставайте… вы и не представляете, как мы рады тому, что такой прославленный ас жив…
- Хватит петь мне дифирамбы, херр официр… Меня достала эта война, этот Гитлер и этот фашизм. – Наверняка он говорил искренне, но истинную причину его искренности могли знать сейчас только двое.
- Знаете, господин ас, за такие речи… - Он все еще поддерживал его, ведя к машине.
- В гробу я видал ваш трибунал!
- Что ж. В таком случае я имею честь предложить вам… - Лицо офицера вдруг расцвело. – Вступить в НКСГ. Народный комитет «Свободная Германия». Мы служим своей отчизне, боремся против фашизма и ее фюрера…
- Я согласен. – Устало и без энтузиазма согласился Алекс. Офицер не заметил и этого, а асу было все равно. Куда угодно. Лишь бы подальше от нее.
***
Беатрис нечасто вставала рано. Сегодня, в принципе тоже. Десять часов вообще нельзя назвать ранним временем. Но слишком много всего уже произошло, чтобы можно было поверить, будто она встала всего два часа назад. Напряжения и усталости набралось уже столько, словно на ногах она была с прошлого вечера. Не утихал факс, то и дело взвизгивал телефон. Почему именно сегодня сигнал телефона испортился, и мелодичная мелодия превратилась в жутко неприятный визг – Беатрис понять не могла.
Очень хотелось бы сейчас заползти вместе с ногами в кресло, выпить чашку теплого апельсинового кофе, поговорить с Алисой – существом, которое, кажется, единственное ее понимает. Впрочем, было еще одно существо, которое ее понимало почти во всем, а больше всего в личной жизни.
Кьярра была всего лишь горничной. Не меньше чем горничной. Она держала почти без усилий весь калифорнийский особняк Беатрис в полном порядке. Каждое ее движение, каждая операция была четко выверены, проверены жесткой немецкой логикой. Но педантичной Кьярра была только во время уборки дома. Совершенно другой она была, когда дело касалась чего-нибудь кроме работы.
Убирая в доме Беатрис, Кьярра знала о ней практически все. И заговорив однажды о том, что ей стоит приводить более аккуратных кавалеров, она навсегда стала ее единственным собеседником, которому она могла и хотела доверить все. А доверять приходилось много. Кьярра видела ее слезы, ее радость, ее надежды. Порой, она, конечно, завидовала хозяйке. Ее жизнь была гораздо менее насыщенной.
- Мисс, там внизу курьер с посылкой… Какой-то кейс.
- Кьярра, милая, ты же видишь… мне не до него… - Беатрис было задалась вопросом почему же она не услышала звонка, но этот ненужный и неинтересный, в общем-то, вопрос был смятен потоком других мыслей и странным беспокойством.
- Мисс… Он просил, чтоб вы расписались…
- Солнце… распишись сама. Делов-то…
- Хорошо. – Кьярра кивнула и собралась уходить.
- А от кого посылка?
- Там от двух людей… Один Алекс Андерсон, а второй… Тристан Нельсон Тикке. У него еще инициалы…
Биатрис уже знала, в какое сочетание складываются первые три буквы имени второго, несуществующего в реальной жизни, адресанта. Она метнулась к окну, на секунду подумав, что жалко будет Кьярру и беззаботную жизнь в Калифорнии.
…Взрывное устройство было спроектировано очень аккуратно и понятно, что начинкой там был не три нитро толуол. Взрыв был очень точно направлен. Курьеру сломало всего лишь одну бедренную кость и повредило позвоночник. Зато повреждение несущих стен особняка было критическим. Тот не стал нарушать плана Алекса и аккуратно сложился к центру.
Надо сказать этими планом Алекс мог бы гордиться. Но не гордился. Конечно, было сложно убедить курьерскую службу, что ничего опасного в кейсе нет. Сложно было угадать положение кейса в руках курьера, положение Птицы в этот момент. Ряд маленьких незаметных событий помогает определить исход события большого, происходящего по случайным законам.
Так, скажем, форма ручки помогает уточнить конец, которым кейс будет смотреть в сторону дома. Инъекция в нужную часть тела обеспечит то, что эту часть тела курьер будет чесать той рукой, которой дотянется, а в свободной будет кейс. Много. Очень много всего надо учесть. Но главная сложность была все-таки в самом устройстве. Должен сохраняться вакуум, ни один провод не должен отойти, ни одна пылинка не должна нарушить контакт. Все это требовало гигантского терпения и достаточно времени. Но у Алекса была цель.
***
Кода.
Луна все еще заглядывала в окно палаты, но теперь под другим углом, вскользь, уже не надеясь увидеть что-нибудь интересное. Я не очень люблю, когда на меня смотрят, но луне это простительно. Можно было спрыгнуть на пол, немного пройтись по холодному полу и запрыгнуть на койку. Но я не очень люблю прыжки с пола на кровать. Особенно когда мало места, как здесь.
Я больше люблю длинные красивые прыжки. Но надо быть аккуратной, особенно при приземлении на мягкую или скользкую поверхность, чтобы не потерять равновесие, чтобы не зацепил импульс. И особенно когда прыгаешь на что-то хрупкое. Или чувствительное. Как человек.
Беатрис, человек окружавший заботой меня столько времени, все еще была в коме и вряд ли бы что-то почувствовала. Но даже при этом условии я должна была быть предельно аккуратной.
Если честно, мне не очень нравилось, что Беатрис лежала здесь вот так и еле дышала. Было неприятно осознавать, что я чудом выбралась из-под обломков, прошла три района в поисках нужной больницы. Чтобы найти ее здесь в таком состоянии. Но слабое чувство обиды не главное. Главным был как обычно страх. Вполне взрослая, самостоятельная кошка, независимая, как и рассказывают легенды о моих сородичах, я боялась. Боялась потерять дорогое и близкое существо. Пусть всего лишь человека, но…
Этот страх замещается любовью. Страх – слабость, а любовь уже сила. А главное в такой работе быть сильной. Сила нужна, чтобы тянуть. Чтобы устроиться на груди у любимого человека, мурчать и работать. Работа это непростая. Вытянуть боль, вытянуть травмы, вытянуть нежелание жить – последнее удивило меня очень сильно. И после всего не погибнуть самой. Не перебрать.
…Все. Можно прикрыть глаза, положить голову на лапы и отдохнуть. Наслаждаться теплом Беатрис, звуками ее дыхания. Она еще не пришла в себя. Но скоро придет. Наверняка.
Я уже успела задремать и очнулась оттого, что Беатрис попыталась подняться. Мягкий прыжок на пол, а с него на подоконник. Теперь можно сделать вид «я тут совершенно не причем» и заняться собственной чистотой.
Девушка села на кровати и обвела взглядом палату. Она явно пыталась понять что с ней произошло.
- Алиса, я в больнице… что произошло? – Она обратилась… ко мне? Причем не просто «хорошая киса» или «как меня все это достало», а с осознанным вопросом. И я ответила:
- Подарок по почте от твоего старого знакомого. В тротиловом эквиваленте.
- Алиса, я столького не помню… Я помню, что многого не помню…. – она слегка улыбнулась своим словам,- а этот мой старый знакомый… кто он?
Мне хотелось сказать, что я лично не помню, что она со мной раньше могла общаться. О старом знакомом я вообще почти ничего не знала, кроме факта его существования. И тем не менее, его сразу я сразу признала в человеке в белом халате и маске, уже минуту, стоявшем, прислонившись к дверному косяку. Так бесшумно умела появляться и Беатрис. Даже мой слух, мое чувство опасности не могли ее засечь.
Беатрис замолчала, почувствовал неладное, на секунду раньше, чем «старый знакомый» хлопнул дверью, привлекая к себе внимание.
- Вы уже очнулись мисс… - Беатрис вздрогнула скорее не от неожиданности, а от холодного тон.
- Да. А вы сегодня на дежурстве? – Она попыталась завести разговор с «врачом». Я чувствовала, что что-то очень влечет ее к нему. Неужели она еще не вспомнила? Я ведь сделала все, чтоб избавиться и от этого.
- Можно и так сказать. – Он сдвинул маску вниз. Из-под халата высунул свой любопытный нос глушитель. – У меня есть для тебя выбор. Инъекция либо пара пуль. Первое быстро и безболезненное. Второе будет долго и мучительно, и вся эта чертова клиника тебя не спасет, я обещаю.
- Не делай этого… - Вот, теперь я отлично чувствую, что все вернулось в память.
- Значит все-таки свинец. Я не удивлен, Трис. Мне, в общем-то, не особо интересно твое нытье, но из любопытства: почему бы я не должен этого делать?
- Я люблю тебя…
Немая сцена. Недолгая.
- Доволен? А теперь убивай. Ну же… - Что-то странное сейчас творилось с эмоциональным фоном в комнате.
- Нет, так не интересно, знаешь ли, - он с размаха воткнул шприц в обивку стула, пистолет кинул на койку, - это тебе. На память. Нету охоты, нету эмоций. Выздоровеешь – жди встречи.
Он развернулся и ушел. Якобы победителем. Беатрис села на койку.
- Ловко ты его, милая. – Я ощутила потребность размяться. Потому спрыгнула на пол и потянулась.
- Угу. – До странности короткий ответ.
- А теперь ты расскажешь мне все об этом знакомом? – Я указывала той, кто формально была моей хозяйкой… Кошачье любопытство – ничего не поделаешь.
И она рассказала. Она рассказывала о многом. О том как он охотился за ней, о том как она охотилась за ним. О том, как недавно – всего десять лет назад, он был почти у нее в руках. Она с группой террористов захватила самолет, а он умудрился уронить его в Атлантику. Причем аккуратно уронить. Тогда почти не было жертв. Количество их раза от разу менялось, но люди гибли всегда. Поначалу это даже забавляло. А потом эта охота стала, как наркотик.
Я услышала многое. Кроме самого главного. Причины. Но я ведь умная кошка. Могла все понять сама.
Эпилог.
Никто не мог уйти от Демона в московском метро. Складное, гибкое тело, длинные ноги. Любое препятствие он словно обтекал. Он словно форель в людском потоке. Он мог плыть по течению, против… Мог держаться на грани видимости объекта, мог обгонять, мог держаться справа, слева. Даже поезда его ждали – одну две секунду, чтобы он черным вихрем влетел в вагон, давали всегда.
И в этот раз он успел снова. Если бы на краях дверей не было резины, наверняка они бы захрустели и по ним пошли бы трещины. Демон остановил их ударом предплечий, а потом пробросил тело внутрь , сшибив замешкавшегося пассажира. Лучезарная улыбка, слова извинения и вот, никто ни на кого не в обиде. Демон мог бы зайти в вагон тише, но если он не впрыгнул бы в него резко, был бы риск, что двери зажмут сумку. А это не только некрасиво, но и неудобно.
- В этот раз бегать по вагону не будем? – Демон подошел к Сказочнице, стоявшей в другом конце вагона.
- Не будем. Два-один.
- В прошлый раз тебе вообще исключительно повезло.
- А кто сказал, что удача – не моя заслуга?
- Предлагаешь продолжить?
- Нет, у меня на сегодняшний вечер на тебя другие планы…
- Я еще не перешел в разряд твоей собственности, «дорогая»…
Сказочница тряхнула волосами и фыркнула, выражая то ли полное несогласие, то ли полное согласие и недовольство сказанным.
- Трис… - Она ненавидела, когда он касался холодными пальцами ее щеки. Откуда у него в теплом метро такие холодные пальцы? Но без этих прикосновений с некоторого времени она не могла жить.
Потом было теплое сонное метро, дрема на его плече. Пустой холодный трамвай их тех, что исчезают, если посмотреть на него через левое плечо. Выстуженная квартира недалеко от окраин Города, которая с их присутствием мгновенно наполняется теплом. Было кофе…
А потом был рассвет. Заиндевевший Город поблескивал серебром в свете серого неба. Восхода не было, но Демону нужен был только рассвет. А этот желтый шар в такие дни он терпеть не мог. Серое небо, серебряный город и чай на кухне. Это сейчас было нужнее.
Чай он пил, когда был один. Он вообще больше любил чай. Кофе напиток посложнее. Он требует эстетики, требует своего настроя. А чай подходит всегда.
- Сидишь? – Демон по старой привычке мысленно записал 1:0 – он не заметил ее появления. Сказочница стояла босиком позади него, прислонившись к дверному косяку. На ней была его рубашка, которая смотрелась весьма интересно.
- Сижу. – Он не стал мудрить с ответом.
- Как ты думаешь… - она подошла ближе, положила руки ему на плечи и тоже стала смотреть на Город, - сколько нам еще осталось?
- Вечность… а может два дня… - Ни он, ни она не могли точно знать. Когда идешь против того, что давно принято, что жестко установлено и не тобой; против законов, исполняющихся веками, никогда точно не знаешь, что случится. – Разве есть какая-то разница?
- Нет. Абсолютно никакой.