Мысль без номера

А у Ши (самых разных) "любимая" песня: Любэ - "Позови меня тихо по имени"

---

На полях.

Ха. я понял что такое любовь... Понял, разгадал. Ха-ха. Я гений.

---

Образы

В последнее время отчего-то жутко хочется закосить под Дика Трейси. Вернее, не хочется, а так получается.
Наверное, из-за шляпы и плаща.
Еще я решил-таки купить микрофон (о, мисс Амнелл была бы рада, но увы при данных обстоятельствах она вряд ли меня вообще вспоминает)
А решил я его купить, чтобы не покупать усилитель. Вот такая экономия.
Еще у меня висит один рассказик. Я его допишу, но попозже. Я обещаю. (Ха, как будто это кому-то здесь интресно - комментарий Тир)
Хороший рассказик. Местами про Трис-Анну-Энн-Сказочницу.

---

и где мне столько денег взять... и д.р. Джем и Нотр и Закрытие сезона.... бр....

---

C Победой.

Мое поздравление, пусть и немного запоздалое.

Наше, пилотское.

---

Рассказ...

Опять из "нашептанного" и "виденного".

Победа. (Страница из дневника)

совсем немного

Уже две недели снился мне этот кошмар. Каждый раз в нем происходили те же события, но каждый раз добавлялись новые детали, и каждый новый раз ощущения от сна становились все сильнее. И тревожное чувство ожидания, первый эмоциональный подъем и все, что было после.
А после был бой. Я мне казалось, что мясорубка. Ночь, распоротая сотней ножей авиационных прожекторов агонизировала и харкала кровью. И в этой крови захлебывались мы. Гром артподготовки, разрывающий легкие бег, земля, в которую пытаешься врости, лишь бы остаться в живых. Хотя нет. Об этом тогда не думали. Думали о победе, об успехе операции. Но во сне было по-другому.

Был страх и звериная жажда жить. Зверская жажда жить. Каждый раз, когда рядом рвалась мина при обстреле, мне казалось, что я умру. Когда мы были уже у немецких укреплений, мне казалось, что каждое дуло каждого пулемета, каждой винтовки направлено на меня. Каждый штык ждет только моего тела.
Но каждый раз я стискиваю зубы и иду вперед. У меня полный подсумок гранат, как у самого храброго и самого удачливого из всей роты. Моя задача – чужие пулеметы. На штурме я шел, несмотря на ранение, я не чувствовал его. Во сне ранение каждый шаг превращало в ад, и каждую ночь ад был хуже. Казалось, что прострелили не плечо, а каждую часть тела, и до сих пор расстреливают. И отдельно чувствуется боль от стиснутых зубов. Кажется еще немного и они сломаются, посыпятся осколками.

Первая линия укреплений, которую мы взяли относительно легко, кажется темным бастионом и тьма захлестывает и утягивает с собой в небытие. Словно идешь по дорожке своей, а справ и слева пули свистят. И тьма эта тебя тянет, чтобы ты свернул. А затем снова вспышки, выстрелы, взрывы и крики.
А потом была вторая линия. Были Зеловские высоты. И каждый раз во сне это все ближе к бойне или мясорубке. Но бойня и мясорубка лучше. Там ты видишь свою смерть. Здесь она невидима и быстра. Страшна не боль, не гибель. Страшна неопределенность. Страшно, не когда умираешь, но страшно, когда не знаешь - умрешь сейчас или у следующей воронки.

Каждую ночь.

Я помню Белоруссию, помню Варшаву. Мы шли по Европе, чеканя шаг, к победе. Но каждую схватку кто-то погибал. Иногда приходили новые. Подкрепления. Их принимаешь тепло, к ним привыкаешь. А потом они снова гибнут. Такие чеканные шаги к победе.
Берлинская операция. Стиснуть зубы дойти, до этого проклятого города и развалить Рейхстаг. И расписаться: «Развалинами Рейхстага доволен. Имя. Дата». Хотя дату и так все будут знать. Но для этого еще последние шаги.

Уже две недели. Нет, больше. Но я не считаю время. Победа все ближе, но доживу ли я до нее. Я каждую ночь умираю и не по разу. Уже полмесяца. Победа все ближе. Все ближе безумие. Из друзей у меня остался лишь Андрей. Андрюха. Андрюшенька. Лица остальных тают, расплываются, осыпаются серой мукой. Вот командир еще… Лишь бы Андрей был жив, он моя последняя нить к миру логичному, упорядоченному, пусть и непростому.

Бред, сны, видения… Мы ведь в Берлине? Но когда же уже победим? В чем дело… Андрей. Его лицо. Я помню, точно его лицо. И губы, красивые такие губы, как будто бы и не совсем мужские. Они шепчут мне:
– Победа… Понимаешь? Мы победили…

И я понял.

---

Все-таки включили трансляциюю по Росиии.
Последние секунды матча.... Адское напряжение...
Брызгалов - человек, принесший нам победу. Супер вратарь.
2:1.
Мы снова чемпионы.
Второй раз подряд.
С победой, дорогие товарищи!

---

Хоккей

2:1
Накуся выкоси!
Хе.......

---

Рассказ.

Рассказик про драконов. Местами удачный, а местами жутко банальный, словно выжатый еле вытянутый. Конце открытый и если вчитаться интересный.
Для неких дополнительных ощущений можно послушать композиции Псих - Торба-на-круче, Дракон - Мельница до чтения, после, во время или вместо.

Полет

…в схватке дракона Фафнира и пары современных боевых
вертолетов я бы поставил на вертолеты.
Игорь, «Дневной Дозор»

Что-то кончается, - сказал Геральт с трудом. - Что-то кончается, Лютик.
- Нет, - серьезно возразил поэт. - Что-то начинается.
Анджей Сапковский, «Ведьмак»

— В такую погоду я жалею о том, что нет дворников на очках… фр… — Даск стряхнул капли дождя, оставшиеся на темных очках, а потом тряхнул гривой волос цвета сентябрьской питерской ночи, слегка забрызгав затершиеся обои.
— Ты скажи… Зачем тебе темные очки, когда все вокруг под свинцовым ленинградским небом серо и уныло? — Аурум задал вопрос в своем привычном стиле философа-аристократа.
— Вот смотри. Во-первых, лето все-таки. – Даск начал выкручивать волосы, отлично зная, что Аурум сейчас в очередной раз ему напомнит, что для них это вредно. — А во-вторых… Ты у нас золотой, а я сумеречный… Вот и думай.
Аурум знал, что Даск говорит не о цвете волос. Он говорил о сущности и даже больше. И сущность лично Аура сейчас покоилась в кресле и периодически вздрагивала, глядя на вымокшего и замерзшего Даска. Тело Аурума, впрочем, тоже покоилось в кресле. В пальцах он крутил сигару и параллельно с разговором размышлял о том, портить ли себя легкие в очередной раз или нет.
— Воистину лето. — Аурум как-то зло усмехнулся. — Amen.
— Ладно тебе, — Даск снова тряхнул волосами, но теперь слабо, чтобы они легли нормально. — Скажи, ты ей звонил или нет?
— Звонил. — Взглядом зеленых глаз Аурум проследил падение сигары. Пальцы дрогнули или просто случайность…
— И что? — Вопрос был ожидаемым, логичным и не требовал комментариев. Тем не менее, Ауруму не дали ответить на вопрос.
— Данил, Алексей! Ребята! — В традиционно открытую для «своих» квартиру влетело на первый взгляд несуразное существо, сильно напоминавшее девочку-подростка американского образца с коротко и аккуратно подстриженными волосами под «каре», в черной спортивной майке, широких камуфляжных «трубах» с рюкзаком цвета «хаки» и с джинсовой кепкой на голове, обшитой разнообразными заплатками с надписями и символами.
Данил-Даск и Аурум-Алескей окинули девушку странным взглядом. Потом посмотрели на друг друга. Слова «Она никогда не уважала традиции» повисли в воздухе.

— Ты спрашиваешь «что», Даск? Хм… забавно было. — Аурум сделал вид, что девушки нет, да и не было никогда в этой комнате. Даск поступил так же.
— Ребят… — Девушка не выглядела обиженной. Только огорченной и растерянной. — Все и правда плохо. Валить надо. И стволы прихватите.
— Они за нами или за тобой, Скарлет? — Аурум поднялся из кресла, взял из него черный ПМ, на котором, видимо, сидел и засунул за пояс сзади, прикрыв его белой рубашкой из плотной ткани, которую он всегда носил на выпуск.
— За вами. Но теперь уже и за мной. – Как-то печально или виновато сообщила Скарлет. — Работают без шума.
— Не дрейф, сестрица… — Даск поправил две подмышечные кобуры и накинул легкий плащ, чтобы прикрыть их. — Кстати, как там погодка? Лучше?
— По-тихому? Нам же лучше. Они уже весь дом оцепили? — Аурум, конечно же, не дал ответить Скарлет на вопрос Даска; свои вопросы он считал важнее.
— Пока только с парадной стороны.
— Великолепно. — Аурум умел улыбаться так, что всем сразу становилось спокойнее какой бы тревожной ситуация не казалась. — Тогда в окно и быстро. Пошли!

Ближе всех к окну стоял Даск. Без лишних дерганных движений, свойственных спешке он открыл одну створку окна. Положив руку на деревянную раму, он присвистнул: третий этаж, архитектура старая, потолки высокие. Но оптическое восприятие обманчиво: все трое аккуратно приземлились на асфальт тротуара. Даск перебросился с прохожим парой фраз по поводу того, что не ему обсуждать паркур Даска и его друзей: «может, они еще учатся».
Аурум шел по тротуару какой-то мрачный и с неприятной гримасой на лице. На это естественно отреагировал Даск:
— Аур.. кхм… Алексей, ты как?
— Да руку, кажется повредил. Надеюсь, не серьезно. — Он шел, держа левую руку у запястья правой, двигая ей, и периодически морщась.
— Как ты думаешь, постовых много поставили? — Аурум отпустил руку, посчитав, что повреждение несильное и особой заботы не заслуживает.
— Не думаю, у нас никак не научатся такие операции проводить. Ты вон, у Светки спроси.
— Свет, а Свет… Сколько они людей взяли?
— Не знаю точно, но я видела один фургон, он стоял в двух кварталах…
— Может, перекинемся и просто по воздуху? Тут всего в километре несколько разрушенных домов — одного из наших завалили, но он долго сопротивлялся…
— Не вариант. — Даска перебила Скарлет. — Они прежде чем даже самую тихую операцию начать пару парней с рпг на крышу да обязательно посадят. Поэтому обычно и тормозят. А вас тут двое, а если еще и про меня знают, то трое, а значит, могли и танков пригнать. «Шилку» какую-нибудь…
— Ясно, Даск? – Лучезарно улыбнуся Аурум.
— Да нихрена не ясно. И никогда не было ясно. — В Даске пылала не благородная ярость, ни ненависть. Просто злоба, которую повар испытывает по отношению к паршивому коту, укравшему рыбу со стола. — И ты об этом отлично знаешь. Аурум.

Дождь снова начинал накрапывать, накрывая город легким серым занавесом, почти невидимым и даже не ощутимым. Такой несерьезный дождик можно почувствовать лишь обегав пол города, думая о том как паршиво, что уже больше двух лет у тебя никого нет, и что доделать работу ты едва успеваешь.
На Невском знакомый голос окликнет тебя, пробившись сквозь марево дождя и какой-то привычной, рутинной грусти, которую ты обычно пинаешь ногой в дальний угол комнаты, не в силах выкинуть, и забрасываешь повседневными заботами, как шмотками, бумагами, книгами и прочей ерундой. Обернешься и, заглушив улыбку от встречи, скажешь, что слишком торопишься. И убежишь дальше. Или остановишься поболтать, сразу забыв про дождь, грусть и работу.

Разговор этот заставит тебя улыбаться чуть больше, а может, изменит жизнь. Жизнь, которая тебе, в общем-то, осточертела. Но смерть… Смерть совершенно не манит, не зовет и не прельщает. Ведь смерть – это нечто неестественное, не твое.
И бывает смерть разная. Скучная, неприятная, обыденная. Но страшнее всех и в то же время прекраснее всех смерть крылатая. Даск, Аурум, Скарлет, они знали об этой смерти, поскольку и сами являлись ее представителями в какой-то степени. А у людей была своя крылатая смерть.
Скарлет вздрогнула и словно поперхнулась. Просто вдруг не получилось вдохнуть воздух. Организм блокировал боль, критическую для него, но через секунду, тихо рассекая воздух, еще одна пуля оборвала и боль, и само существование.
— Суки! Уроды! – Крикнул Даск куда-то туда, к домам, где, наверное, охотники и расположили снайпера. Он было дернулся в ту сторону. Не очень понимая, что он собирается сделать, но его остановил Аурум.
Он тут же толкнул Даска в сторону и вместе с ним повалился за кузовом «тойоты», припаркованной здесь, у магазинчика, у которого они втроем только что беседовали, рассматривая погоню, как всего лишь развлечение.
— Хорошая машина – «тойота». Бронированная почти… – За ехидным замечанием крылась напряженная работа мозга. Планирование, подбор и отбрасывание решений, действий. Гибель Скарлет была сейчас для него запретная тема.
— Сволочи! — Даску сложно было контролировать эмоции. Ему было не того, что по количеству дырок в корпусе иномарки можно было сказать, что снайперов там несколько, он думал о ней. О той, которая сейчас, распахнув свои карие глаза, смотрит на небо. На то небо, которое у них давно отобрали. А капли ненормально теплого дождя начинали капать все чаще и чаще.
— Даск, а можешь ты…
— Нет. Не здесь, не сейчас. Да и смогу ли…
— Ясно. Тогда двигаем к твоим домам, где они там… — Он вполне понимал сейчас чувства Даска. И видел его нерешительность. Нерешительность человека, находящегося между гранью рационального и безумия. Он добавил, прикоснувшись к его плечу двумя пальцами. — Мы их всех убьем. За Скарлет. Я обещаю. А сейчас – уходим.

За деревьями, машинами, кустиками, что были высажены у тротуара, две фигуры крались, ползли, шли, бежали. По ним никто не стрелял. Но то, что за ними кто-то шел, они прекрасно чувствовали.
«Несколько разрушенных домов» являли собой заброшенный микрорайон, где пару домов были и вправду разрушены, большая часть повреждена, а остальные просто покинуты. Дождь перестал. Белесая дымка тумана, похожая больше на пар поднималась от земли и груд строительного мусора. Даск и Аурум поднимались по большой куче, оставшейся от семиэтажного дома. Она, как изгородью была окружена опустевшими домами. Небо нависало серым давящим потолком камеры смертников. Под ногами хрустел бетон, кафель, стекло. Чьи-то похороненные под этим жизни.
— Аурум… За нами есть кто-то?
— Нет, не чувствую. – Даска удивило то, что даже непробиваемый Аурум, уравновешенный, вечно спокойный Аурум был подавлен.
— Скажи, брат… — Даск не очень любил такое обращение, но сейчас даже что-то заныло в груди от того, что он произнес его. – Ты всегда был умнее меня. Да, ты умнейший из нас. Недаром, что золотой. Почему люди это делают? Мы не уродливые монстры, более того… мы ведь прекрасны. И мы не представляем им опасности…
— Потому что они люди. — Аурум глубоко вдохнул и глубоко выдохнул. — А мы… Да ты в курсе. Мы живая мифология. В чем же дело? В страхе. В глупости. А больше всего знаешь, наверное, в чем? В зависти. Остальное все предлоги и оправдания. Просто мы, это мы. Мы не должны бы жить в их мире. А их не должно было появляться в нашем. И лишь одного я точно не понимаю. Ведь во всей этой «охоте на ведьм» не было убито ни одного человека. А ошибки-то неизбежны. Тем более что были и те, кто просто притворялись. Кто верил, что они тоже… И верили настолько сильно, что и я даже путался…
— Люди просто нас чувствуют…
— Бред. Они не так восприимчивы.
— Я не совсем в этом смысле. Вот послушай. Что отличает тебя от дурачка в нашем подъезде с третьего этажа? Если глобально.
— Он человек.
— Да, но если учесть твой современный образ жизни, то у вас отличие одно – ты можешь перевоплотиться в случае…
— Глобально отличие одно…
— А в остальном вы не отличаетесь. Ты так же живешь в Питере. Ходишь на работу, жалуешься на погоду, приносишь из магазина кефир и белый хлеб… — Они оба остановились. Когда смотришь в глаза, почему-то даже самые глупые вещи обретают второй смысл. — Но на самом-то деле, ты — другой. Ты можешь заниматься бизнесом, можешь учить детей петь, можешь бегать по лесам и играть в самого себя, можешь про себя писать, и все будут удивляться насколько правдивой у тебя вышла сказка… Но ты всегда останешься собой. Кто-то может прилепить себе крылья, кто-то может смонтажировать себя на видео, кто-то будет взахлеб рассказывать, а кто-то таинственно улыбаться. Но это не их жизнь. И пусть, что они выглядят даже убедительнее, чем мы с тобой. Но у тебя в душе звучат наши гимны. У тебя на сердце вырезаны наши тайны. У тебя там еще остались шрамы. Потому что ты знаешь, что Небо – это еще и больно. И что бы ты ни делал, как бы ни одевался, именно ты дракон. И даже не потому что, ты умеешь принимать свою истинную форму, колдовать и изрыгать пламя. Потому что на твоем сердце выцарапаны наши заветы. Они кровоточат, они причиняют боль, но это как раз куда главнее, чем все остальное. Именно поэтому ты – Дракон.
— Эх, Аурум-Аурум… — Даск покачал головой. Они стояли на вершине горы из мусора, бывшего когда-то жилым домом. Уже близко к горизонту бледное солнце с легким оттенком заката едва-едва пробивалось сквозь серые облака. — Посмотрим. Что ты видишь? Ты видишь мир. Их мир не наш. Для таких, какие мы есть здесь места нет. Место есть для тех, кто изменится, для тех, кто забудет. Посмотри внимательнее Аурум. Ты небо видишь? И ведь понимаешь, что я не об облаках. Что-то ушло. И наше время игр закончилось. Посмотри. Ты увидишь дома, улицы, людей…
— Дуло пистолета…
— Да, дуло и не только дуло черного пистолета системы Макарова, принадлежащего этому человеку в темно-синей форме.


Мент, что характерно, мент какой-то странный, видимо, специалист, кричал им, чтобы они не двигались, бросали оружие и падали лицом в землю с руками за головой. Падать они не хотели, оружия в руках у них не было, а вот не двигаться их просить не надо было. Когда тот подошел к ним, и начал тыкать пистолетом Аурум лишь повернул голову в его сторону на несколько мгновений.
«..на землю оба!... …сейчас обоих…» - Даск слышал это словно сквозь толщу воды или простое «пластиковое» окно.
— На землю? Рожденных летать заставить ползать!? — Даск скорее прошипел, чем прошептал это. «Мент» услышал. Это было видно по расширившимся внезапно зрачкам. Курок всего раз успел ударить по капсюлю. Всего одна пуля, пройдя свой путь по нарезному стволу, вышла из дула. Ее вполне могло бы хватить. Если бы Даск стоял чуть дальше. Если бы двигался он чуть медленнее. Но двигаться медленнее он не мог. Отчание, злоба бешенство… — первым ударом по руке с пистолетом он чуть не сломал ее. Потом он бил в область пресса, зная, что это менее эффективно, но наплевав на это. Чтобы свалить противника ему хватило и одного удара – прямо в конец челюсти, но пока тот падал, Даск нанес еще удар. Всколыхнув облачко пыли, заставив осыпаться крошку от своего падения, противник Даска и не пытался подняться. Дракон не останавливался. Он нагнулся и теперь уже, используя силу тяжести нанес удар. Страшный удар снизу вверх, когда лицо его врага находится между кулаком и бетонными осколками внизу. И еще удар. И еще. Одежда, лицо, руки – все было в крови.
…Аурум почти безразлично листал страницы паспорта. Даск смотрел на пустые громады домов. Сейчас все это касалось фантасмагорией городского зла, одиночества и предчувствия конца, подсвеченной зловещим софитом заходящего солнца.
— А у него жена и дочь.
— И верный друг с фамилией Макаров и инициалами П.М. Орудие убийства…
— Он охранял порядок. – Сложно сказать, это было сказано с сожалением, с нотой протеста или вообще безразлично.
Объект их разговора, кажется, дернулся в этот момент и еле слышно застонал. Но Даск слышал. Слова Аурума, вылетевшие как стая болотных птиц из камышей при выстреле не могли остановить быстрых шагов Даска и вздымающейся руки с ПМом:
— Он чудом жив… ты и так его уже инвалидом…
Его прервал выстрел.

***
… Аурум казался абсолютно черным, всего лишь силуэтом, в луче гигантского прожектора, который установили на крыше одного из домов.
— А где красные флажки… даже загонщиков считай не видно. — Отчаяние уже стиснуло сердце Аурума хладными когтями. Могло показаться, что он обращался к Даску, стоящему чуть позади него, но он просто разговаривал с пустотой. — Хм… недолет… — Меланхоличная реакция на пулю, зарывшуюся в бетонную крошку у его правого кроссовка.
— Эй… — Даск едва притронулся к плечу Аурума. – Они же сейчас пулеметы притащат, зажмут. Потом окружат и добьют. Тем более… ты обещал мне…

***
…В ямах и выбоинах плескалась грязная жижа, чем-то отдаленно напоминавшая дождевую воду. Вероятно, когда-то она и была дождевой водой. В одной луже с такой жижей, закрыв голову руками, лежали два человека.
Очереди взрывали фонтанчики над головами Аурума и Даска, небольшая горка защищала их от прямого огня, но защитить их от психологического давление она не могла. Страх, отчаяние… Каждую секунду над их головами свистела, оставляя разгоряченный воздух за собой, очередная очередь пущенная поверху. То и дело их присыпало бетонной крошкой и землей.
– Даск! – Ауруму приходилось практически кричать, несмотря на то, что лицо Даска находилось
– А ты хочешь выскочить на пулеметы!? Хочешь быстрее сдохнуть – иди!

Аурум отвернулся, и Даску показалось, что он успел прошептать губами заляпанными грязью и кровью что-то, как показалось тогда Даску, что-то очень важное. Аурум смотрел в небо. В голубое, чистое небо, медленно темнеющее, начиная с востока. Он чувствовал страх. Но страх не свой, не Даска. А страх тех, что вцепились в рукоятки, приклады, ремни своих железок и изо всех сил, что наделила их лично военная промышленность, пытаются уничтожить то, чего боятся. Боятся. Поэтому не подойдут и не добьют двух практически безоружных людей . Поэтому не придумывают хитрых маневров, не подвозят новую технику, а просто палят пока хватает патронов и выносливости у техники.
Через мгновение вверх взмыл золотой дракон. На его чешуе горел закат последним своим алым отблеском. Казалось, само время остановилось, любуясь им. Остановились и люди там, внизу. Они заворожено смотрели, как дракон расправит крылья, как от набора высоты он переходит к снижению. Как медленное снижение превращается в пике.

Дальнейшего Даск не видел. Он лежал на спине, смотрел в все более темное небо, часто дыша. Он слышал крики, выстрелы, пару взрывов… Небо… Небо его манило, оно звало. Словно говоря: «Пойдем со мной, отдайся мне, побудем наедине, как это бывало раньше. Ведь есть, наверняка есть за лесами, за горами земля, страна, мир… Где тебя не увидят или просто не поверят. Там сможешь заново расправить крылья. Там танец с ветром и голубое небо. Вечное небо»

Даск закрыл глаза. Он ощущал прикосновения ветра, тепло солнца, ласково греющего шкуру обсидианового цвета. Только боль в правой руке немного разрушала идиллию. Ребристая рукоять ПМ’а, которую он до сих пор сжимал в руке, неприятно впилась в ладонь.

---

Приятно.

Приятно иногда чувствовать себя полезным.
Привел человека на девиант, он захотел рисовать (а рисовать он умеет, я знаю).
Может, я подарил миру художника...пусть не гения,но.

---

Мысль без номера

Жизнь проста, когда ждешь выстрелов с той стороны.
БГ

---

Желание

Сказочнице

Я хочу, чтобы те, кто не умеют, не писали стихи.
Я хочу, чтобы каждый занимался своим собственным делом.
Чтобы Солнце светило, играло с огнем и пело.
Чтобы Ливень поэзию чертил на стекле от руки.

Сказка… Сказка, знаю, согреет тех, кто ее любит писать.
Наблюдать сквозь окно небо и багрянец заката.
Что еще хотеть Эвтерпы слуге и солдату?
Научиться слушать вместо того, чтоб писать…

07.05.09 17:58

---

Стишок

Самое страшно молчание - молчание в радиоэфире.
Из неизданного

***
посвящается Сказочнице

Мое дело – сторона.
Был бы голос чей в эфире.
Без вины и без вина
Плед и чай в пустой квартире.

Мое дело ни о чем.
Я не буду пить и петь.
Лучше мне своим плечом
Жизнь чужую подпереть.

Мое дело быть таким.
Твое дело быть такой.
Хочешь – смейся, хочешь – пой.
Лишь бы не молчал эфир.

---

Вон видите те два глаза?
Это он.
Зараза. Сволочь пушистая. Тварь гнусная.
Которая постоянно портит мои черные рубашки своей шерстью.

---

Мысль без номера

У пилотов нелюбимая песня - Земфира - Мы разбиваемся.

---

....

Все знают этот моб, всем он успел надоесть и все равно.
Отмечаетесь - четыре вопроса от меня. Отвечаете в дневнике.

Вопросы мне
1) Сколько тебе лет?
16, 17, 18, 20, 39, 60..... какая разница? (сказать по правде до 18:35) сегодняшнего дня я собирался ответить точно. Но кое-что слегка сдвинулось и учитывая то, кто мне задавал вопрос отвечу так:
Мне 19. Или 20... или 21... Но наверное все-таки 19. Но явно что-то из этих чисел.
2) На одной из твоих аватарок фуриковый леопард, а почему? Расскажи об этом, плз.
Он не фуриковый. Хотя надо спросить у Ragnir (side-walk.ru) Она местами вполне так художник-анималист.
Почему он здесь. Он символизирует одну из моих сущностей - наглого, нахального подростка.
3) Какой материал из тканей тебе больше всего нравится?
Не поверите... Джинса. Столько интересного потом можно и старой одежды сделать.
4) Если ты любишь, или раньше любил, концерты, какой запомнился сильнее всего?
Iron Maiden в Москве прошлым летом.
На него меня приглашали бесплатно и я не пошел. По причине идиотизма людского. Возлюби ближнего своего... - тогда я так совсем не думал.
А еще в апреле в прошлом году сольник Джем в Ниагаре. Хм.
Личное.

---

Добавим красок

- Полетела система связи!...
- Подробнее.
- Молчит, товарищ капитан, просто молчит. Ни в какую не запускается.
- Запускайте запасную, а потом полная перезагрузка всех систем и посмотрим.
- И запасная... Так же. Молчит.
- Хм...
- Телефон есть.
- Телефон? Так это прекрасно, я как раз жене обещал позвонить...
(Семь минут спустя после разговора капитана с женой)
- Знаете, что а запустите-ка локальное управление. И выйдете на связь мануально.
- Товарищ капитан..
- Бо буковкам вбейте, вот что это значит.
- Есть.
Через три минуты запустилась резервная система связи и контроля.

Все это иносказательно. На самом деле я просто конкретно сделал софт.
1:0. Или даже один с половиной.

---

Про недопонятые мгновения весны.

Факт в том, что я был тут больнице. Там было прикольно.
Там было очень прикольно. Мне понравилось.
Понравилась еда, понравились люди, понравился персонал понравилась работа.Один из нашей палаты даже умер, что мне тоже понравилось. Давно не беседовал со Смертью.
А теперь о том как я туда попал и что там за странная история со странными прыжками.

Дело было морозным февралем сорок четвертого....
Хотя нет. Так начинается другая история. А эта начиналась так:
Настроение у меня было с утречка прекрасное. Потому что прекрасная была погода в этот последний день апреля. Или погода была прекрасная, потому что у меня было отличное настроение в этот последний день апреля. Погода - она вообще вещь непонятная. И еще более непонятная вещь - я.
Так вот. Натянул я кроссовки, прихватил покрашенный серебрянкой меч, решив что сегодня я таки не дуал, и пошел драконов порубать. Гуляю по городу, солнышко, люди улыбаются... Красота. Заруливаю во двор. Там детская площадка и "резинка" - спортивная площадка для футбола-баскетбола с резиновым покрытием уже немного драным. И как раз на ней спит одна такая милая чешуйчатая змееподобная бестия.
Я не стал его будить и пошел дальше. (Я и сам, бывает, ночью не высыпаюсь, а тут он прикорнул... надо сочувствие все ж проявлять. Или даже солидарность). Пошел я дальше. А он за моей спиной открыл глаз.
Потом другой. Потом каак развернется из своего клубка. Я мозгами особо не думал и прыгал сразу. Из-за этого и из-за того, что меня слегка цепануло хвостом я влетел то ли в штангу, то ли в другой железный столбик. Пока летел я оценил скорость, во время удара я оценил жесткость предмета и все было очень пессимистично. Но я встал, надавал дракону по морде и удовлетворенный пошел домой. Левый бок немного болел, словно я отлежал его ночью и пломба в левом нижнем зубе (у меня их еще много) тоже немного болела, но через пять минут это прошло.
Потом я пришел домой. Послушал по телефону, что меня оказывается об этот столбик согнуло, но в обратную сторону да так, что все принцессы в радиусе мили попадали в обморок. А мне и ничего вроде...
Дома из еды были только макароны, картошка и консервированная конина (какой извращенец это придумал?). Сходил в магазин, купил пельменей. Подумал и решил, что пару дней надо попитаться нормально и выспаться и вызвал скорую.
У нас, у героев всегда зарезервировано место в больнице. У меня, у Рыцаря в Кроссовках, в 52-й, рядом с домом. Совершенно здоровый герой среди больных людей... Там было прикольно.

Так все и было. Чесслово!

---

Стихи

К одному эпизоду из трилогии "Эльфийский камень сна" Кэролайн Черри.
Стихи, наверное, корявые, но...
Зато ощущение словно вырвано из целой поэмы.

Далйет и Арафель

Холод Дун Гола сковал члены.
– Здравствуй, сестра, - он сказал.
И два меча из тьмы и рассвета
Серебряный тусклый металл.

И сердце. Сама бессердечность.
– Доспехи в прорехах твои.
Знаешь сестра, ты просто беспечность,
Коль смела на мою землю прийти.

– Глупец! Ты разбудил только духов.
Взгляни на Дун Гол Тебе снова эльфийские кости нужны?
Ты лорд лишь печали и слухов
Вернись обратно в землю и крепко усни.

– Наивная, ты же видишь, чары разбиты!
С чего бы мне возвращаться туда?
Людской король и советники моими сетями обвиты.
А твой человек, повелитель Кер Велла, скорой уйдет навсегда.

Твои все ушли, как и братец, давненько.
Госпожа деревьев, ты плохо хранила свой Элд.
Сдавайся, мое предложение сейчас милосердно.
Не мудро. Не мудро сопротивляться тебе.

– Нет, – поднялся клинок на его приближение, –
В твоих советах не было прока тогда и теперь.
Думал, послушаюсь, ты, наважденье?
Взвыл ветер Дун Гола, как раненный зверь.

Он бросился, она едва отразила первый удар.
Ветры сражались на его стороне.
Удар за ударом он отражал.
И черный доспех сдержал ее гнев.

Грозило подвести ее серебро,
Отмечено смертною кровью.
Ветер и молнии, клинок его
Вспышкой мерцал голубою.

Она отступала, немели руки и тело,
Ветры злорадостно выли.
Его удар и ядом руку задело.
Мгновение, тени застыли.

Она рассекла ему щеку мечом,
Он вскрикнул, исчезнув в чреве холма.
Осталась последним света лучом,
Но с ядом все больше слабеет она.

Грома удары – кобылицы стук копыт.
И на шею тяжко взвалившись:
– Проснулось… Проснулось, мне его не остановить.
Молнии и тени кричат, переполошившись.

---

Рисунок

Jabberwocky
Он же Бармаглот в некотором смысле. Из известного произведения Льиса Кэрола. В моем видении.